- Раскладывай ещё раз, - мужской голос был строг без излишеств.
- Уже три раза, всё время Повешенный, - ему вторил такой же бас, но с усталым тоном.
- Ещё раз, ещё раз! - Скрип голосовым связок сорвался на свист, а затем затих до шепота, - никаких результатов, как же так. Маятник крутится вокруг басурманского гнезда, а указывать не хочет. Не может же такого быть, не так ли? Не может такого быть.., - далее последовало нечто схожее, в бессвязной отчаянной форме. Когда же за окном небо заволокло насыщенной охрой предвечерних сумерек, мужчина оторвался от карты и взглянул на второго, - всё так же?
- Повешенный.

Павел Андреевич не считал себя человеком глупым, и уж тем более не предусмотрительным. Всё у него было выверено по часовым стрелкам, а рабочие планы исполнялись без сучка и задоринки. Но вот чего не учёл граф - одно дело доверять только себе, а совсем иное - возложить собственную ответственность ещё кому-то на плечи. Непростительная оплошность для нового вышестоящего чиновника. Размыленные мягким руководством Фёдора Григорьевича кабинетные служаки из министерства ещё не понимали всей строгости свежего назначения - никаких разговоров, никаких действий без инструкций, никаких внерабочих кулуаров. Павел Андреевич, возможно, и сделал бы всё по совести, но внезапно получил высшее указание направиться по тайному делу на Кавказ, где с недавних пор развернулся новый фронт русско-турецкой войны. Отряхнув свой мундир и нацепив ордена, Бестужев без каких либо предчувствий принялся за исполнение императорской воли, оставив в министерстве своего товарища и председателя совета. Инструктаж был проведён наспех и перед самым отъездом министра, но как показалось Павлу Андреевичу - его заместитель учёл все пожелания и сумел правильно его понять насчёт тайных распоряжений. Впрочем, свою ошибку Бестужев осознал уже спустя месяц когда к месту расположения штаба пришла чрезвычайная депеша. Говорилось там что-то о пропаже графини Бестужевой, чьё исчезновение послужило целому ряду служебных расследований. Женщину искали и в пределах всех принадлежащих графу земель, искали в имениях петербургского дворянства, раздавали ориентировки по участкам и даже обращались к обер-полицмейстеру Гладкову - но всё без толку. Её нигде нет и сама она не объявляется.
Павел Андреевич вернулся в Санкт-Петербург не сразу - сначала дождался разрешения покинуть штаб. К тому времени кое-какие результаты личного поиска дали представление о масштабе проблемы - с помощью простейшей поисковой магии Марью Александровну не найти. Остроконечный заговорный конус всё время вертелся мёртвой петлёй вокруг Османской империи. Павлу Андреевичу по справедливости казалось, что конус ошибается, а сам он теряет время - никаких вразумительных причин нахождению жены у турков граф не находил. Общая картинка немного изменилась, когда Бестужев всё же попал обратно в Санкт-Петербург, где сумел восстановить ряд происшествий до исчезновения Маши. Ярости его не было предела - выяснилось, что следуя инструкции Марию Александровну известили о гибели супруга, при этом не сообщив о второй половине договорённости - что это всё мнимо и подстроено для дела государственной важности. Ожидаемо графиня впала сначала в бессознательное горе, а спустя несколько дней исчезла из имения. Понемногу восстанавливая цепочку, Павел Андреевич обследовал лабораторию супруги, но магического следа не обнаружил. Впрочем, в душе закрепилось крепкое предчувствие и это предчувствие тревожно нарастало. Карта Повешенного, которая постоянно выпадала у его адъютанта вдруг внесла ясность в общий план событий - у Маши проблемы, она застряла в каком-то месте. В этом была логика - Павел Андреевич отправился на войну, но о кавказском фронте цивильным пока известно не было, Маша же могла решить что он в самой Османской империи и в горестном отчаянии попробовать его отыскать. Возможно, вытащить из плена, раз официальные лица признали его погибшим, а она чувствовала, что он живой.
Павел Андреевич возобновил работу с картой, но уже только с Османской, выискивая остроконечной медью точное место, где могла бы находиться графиня. Конус был однозначен в нескольких испытаниях - Мария Александровна либо в Константинополе, либо в его окрестностях. В самом сердце врага. Не тут ли должно перехватить дыхание?

О том, куда отправляется министр знали только близкие доверенные лица. Для остальных, в особенности императора, эта информация осталась засекреченной. После выдачи новых инструкций, Павел Андреевич нацепил на кудрявую голову чалму и спустился в лабораторию жены, откуда исчез несколько минут спустя.

В Константинополе Павлу Андреевичу бывать не приходилось, но самих турков он немного понимал. Главное в общении с этим народом оставаться на вторых ролях, не ставить себя выше них - на панское положение. Они этого не любили, подтверждением чему было национальное своенравие и практически преступная горячность в поступках. В условиях подобных песчаных джунглей Бестужеву пришлось включить всю свою осторожность, которая имелась в запасах - не перечить, мало говорить, если что - кланяться и тут же исчезать. Но как всегда в плане были свои трещины - Павел Андреевич не учёл яркость своего наряда и отсутствие видимой охраны, которая полагалась ему по статусу одёжек. Очень быстро к Бэю (господину) пристали уличные попрошайки, обдирая дорогой наряд до торчащих золотых ниток. Отбиваясь от них как можно удачливее, Бестужев всё же побоялся открыто использовать магию, поэтому оставался обвешенным как грушами детьми вплоть до встречи с городским патрулём.
Османские каваши, те же русские полицмейстеры, очень быстро разогнали шпану, оставив Бэя с ободранным видом. Поклонившись им, Павел Андреевич хотел было уйти в толпу, но один из них положил руку на плечо графа и спросил что-то по турецки. Бестужев замялся, не в силах даже понять смысл вопроса.
- Ich bin ein Preuße Kaufmann (Я прусский купец), - Павел Андреевич попытался сделать пару шагов назад, но каваш держал его крепко, - nur den Handel... nur den Handel! (только торговля... только торговля!)
Переговорив между собой о чём-то, каваши взяли «прусского купца» под руки и повели вдаль от толпы. О том, что последует дальше он догадался наобум, но эта догадка ему совершенно не понравилась. Ухватив за рукав того турка, который его вёл, «прусский купец» наклонился к его уху и что-то ему нашептал. Спустя мгновение каваши обмяк и рухнул на землю. Ещё нескольких «прусский купец» обезвредил невербально - один из турков зажал ему рот. Последний из каваши, что остался на ногах ухватился за свою саблю и с наотмашь ударил «прусского купца» по голове эфесом. Последнее, что он услышал прежде чем лишиться сил - истошно повторяющееся слово.

Очнулся Павел Андреевич не сразу - в висках отбивалась тупая боль, и даже мягкая чалма не смогла уберечь графа от рассечения. Нащупав руками место удара, Бестужев почувствовал под пальцами запёкшуюся кровь по краям раны - кто-то успел вытереть залитое лицо и обработал рассечение. Осторожно, вспоминая о всех произошедших ранее событиях, Павел Андреевич открыл глаза - помещение вокруг было полутёмное, в световых ромбах, которые падали узором на пол и стены из-за плетёной перегородки. В помещении пахло благовониями - тонкие струйки дыма поднимались к потолку изо всех углов. Быстро, насколько это позволила рана, Бестужев поднялся и осмотрелся с двойным интересом - место не было похоже на темницу, а значит он вряд ли у каваши. Приподнявшись с топчана, на который его ранее уложили, Павел Андреевич выглянул за плетёную ширму. Тут же на встречу ему вышла барышня восточной красоты с подносом в руках полных фруктов. Увидев, что на неё смотрит мужчина, барышня поставила поднос и тут же юркнула куда-то в анфиладу.
Осмотрев всю территорию вокруг, Павел Андреевич пришёл к выводу, что он находится во внутреннем дворике богатого дома, та девица - наверняка служанка, не хозяйка. Граф с удивлением обнаружил, что с передряги его вытянуло какое-то частное лицо и это было странно. Решив, что нехорошо будет покинуть дом не отблагодарив хозяина, Павел Андреевич смиренно дождался возвращения сударыни. Вернулась в садик она с благородным господином - граф определил это по дорогой одежде и изумрудам в чалме. Уклонившись ему, Павел Андреевич приготовился было сказать, что он не говорит по турецки, но господин проявил сознательность и заговорил первым. Внезапно, на немецком.
- Willkommen zu dem Sultanspalast, Hexenmeister (Добро пожаловать в палас султана, колдун), - господин сделал краткий поклон и заговорил дальше, - (далее по немецки) Султан с уважением относится к чужестранцам, которые могут быть полезны ему. Вы и правда прусский купец? - Господин повёл закрученным чёрным усом и лукаво улыбнулся.
- Я из Пруссии, но прибыл в Константинополь не для торговли, - Павел Андреевич решил приберечь за собой немного тайны, оставляя своего собеседника в догадках.
- Вы действительно колдун? - Ус опустился вместе с уголками рта.
- Да, как видите, поймали с поличным, - Бестужев решил не отпираться. Всё же не стали бы его нести к самому султану, не будь им заинтересованы. А заинтересоваться могли только одним - его магией. Будучи министром магических дел Павел Андреевич знал о плачевном состоянии процентности магов в Османской империи - их было едва ли не в несколько раз меньше, чем в Европе, а значит против России совсем ничтожное количество. В таких условиях заинтересованность султана была логической.
- Султан хочет познакомиться с Вами лично, но я должен предупредить Вас - если Вы попробуете использовать магию на Повелителе - Вас убьют, - после этой фразы на лицо черноусого снова вернулась безмятежность.
- Ясно.., - Павел Андреевич забылся и сказал на русском, - Ich meine «klar» (Я имел ввиду «ясно»).
Господин повёл гостя через несколько лестниц и анфилад из жёлтого камня. Где-не-где встречались небольшие оазисы из растений и фонтанчиков. По некоторым из них гуляли барышни, укутанные в тёмный муслин. Поверх чадры на него смотрело несколько пар блестящих глаз - какие заинтересованно, какие с усталым любопытством. Павел Андреевич пытался не обращаться внимания на пленниц султана - эта культура была для него дикой и очень далёкой к пониманию.
Когда по уверениям черноусого оставалось всего ничего, они зашли в очередной сад, который оказался пустым. Практически пустым - среди деревьев затерялась одинокая фигура. Девица эта была выше остальных, настолько, что подметить такую особенность было невозможно. На мгновение остановившись, Павел Андреевич присмотрелся к незнакомке. Прошло несколько мгновений прежде чем она подняла на него свой взгляд - взгляд весенней травы и французской свежести. Попав в ловушку собственной ошеломлённости, Бестужев не нашёл что ответить - так и стоял с открытым ртом, пока черноусый не заметил отставшего гостя.
- Маrie? - Павел не осмелился сказать родной простое имя «Маша», да и на французский манер оно читалось только по губам, не вслух. Простояв так несколько мгновений, граф рассматривал свою супругу, разодетую в басурманскую одежду. Но момент счастья был прерван слугой cултана, подошедшим к гостю. Оторвав взгляд от жены, Павел Андреевич набычился - ноздри раздулись, на лбу выступила испарина - верный признак ярости. Схватившись за бороду черноусого, Бестужев произнёс громкий наговор, после чего тот повалился на пол как прежде случилось с каваши.
- Маша Александровна! И как это понимать? Муж надоел? - Павел Андреевич подбежал к ней и зажал в таких сильных объятиях, что услышал как она задыхается. За время их разлуки Мария стала ещё худее, едва ли не с черенок лопаты. Сорвав с её головы турецкую накидку, Павел провёл рукой по её волосам, затем по усталому лицу. На всё было потрачено не более минуты, - спрятаться надо, поговорить. Где здесь безопасно? - Бестужев зашёл в тень дерева, потянув за собой Марию.