ПЕТРОВСКИЙ УКАЗЪ |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ПЕТРОВСКИЙ УКАЗЪ » АРХИВЪ РАЗСКАЗОВ » ЗАБРОШЕННЫЯ РАЗСКАЗЫ » Лекарство от хандры.
ЛЕКАРСТВО ОТ ХАНДРЫ
Место действия:
Дом терпимости, Петербург.Время действия:
1811 год, 20 ноября.Участники:
Матвей Княжнин, Владимир Бельский
Встреча в столь любопытном месте просто не могла закончиться без происшествий. Перерастает ли случайное знакомство в дружбу между Матвеем и Владимиром?
Отредактировано Матвей Княжнин (22 Май 2017 18:01)
С тех самых пор как он вернулся в Петербург, Вальдемар часто бродил по городу без особой цели. В такие моменты он походил на человека, бодрствующего во время сна. Он ни о чем не думал, даже не рассуждал сам с собою, отдаваясь на волю случайных чувств и мимолетных впечатлений.
День выдался холодный, пасмурный, ветреный. С бесцветного осеннего неба моросил мелкий, похожий на серебристую пыль дождь. Владимир не мог сказать, как долго он шатался по улицам, но руки и ноги уже начинали зябнуть, да и одет он был легко, не по погоде.
Стоило ему остановиться, как на его губах появилась хищная, презрительная усмешка. Как только его занесло в эту часть города? Должно быть по старой привычке, а быть может и волей злой шутки, что сыграл с ним собственный разум. Он не был здесь с тех самых пор, как умерла Ольга.
Из-за плотно зашторенных окон пробивались игривые полосы желтоватого, теплого света. Сквозь открытые форточки можно было различить звуки музыки и веселый, переливистый девичий смех.
- Что стоишь, барин, заходи коль пришел... - Окликнула его белобрысая девица, хищно прищурив большие карие глаза, и тот час же, не дожидаясь ответа, подхватила его под руку и потянула к двери.
Признаться честно, он вовсе не собирался входить, но в самый последний момент передумал и не стал препираться. На несколько секунд Владимиру показалось, будто он вернулся в прошлое. Как все здесь было знакомо. Узкий мрачный коридор, высокая лестница и наконец, просторная шумная зала со стенами, обтянутыми старым, затертым до безобразия алым шелком, а за ней еще один коридор, отгороженный золотистой портьерой, там, за нумерами и комнатами девиц - личные покои хозяйки.
Ольга, Оля, Оленька... как жила так и умерла, легко, беззаботно, словно играючи. Он до сих пор помнил тот последний день: громкая музыка, шампанское, которое она пила прямо из бутылки, звонкий смех перемежающийся с кровавым кашлем, бледная кожа и худощавая, иссушенная болезнью фигура. Они прощались на рассвете.
- Больше не приходи. Лучше живой запомни. - Бросила она ему на прощание, без тени грусти и сожаления и даже шутливо пригрозила пальцем. - Смотри, плакать по мне не вздумай.
Через два дня она умерла, а еще через несколько недель он был командирован в действующую армию...
Несколько раз он писал ей письма, уже позже, с войны. Было что-то особенное в этих письмах, писанных мертвой женщине, когда и сам находишься на волосок от смерти...
- Какими судьбами! Владимир Андреич, сокол наш ясный! Давненько вы у нас не бывали! - Громкий женский голос вырвал его из омута воспоминаний.
Дашенька, чернобровая, крутобедрая дама лет тридцати выплыла ему навстречу, раскинув руки в приветственном жесте. Они с Ольгой были подругами. Владимир знал, что та завещала ей дела еще при жизни и все же, видеть Дашеньку в роли хозяйки было непривычно.
- Я и сегодня, признаться, случайно зашел. - Мрачно буркнул он в ответ.
Они переглянулись и приторная улыбка на лице женщины тот час же растеряла весь фальшивый лоск.
- Перед смертью то все вас поминала... - Тихонько в пол голоса заметила Дашенька. - Любила она вас, барин...
- Шампанского принеси. - Сухо оборвал ее Владимир.
Он уже начал жалеть о том, что пришел сюда. Не даром говорят, что прошлому должно оставаться в прошлом. Вальдемар упал на диванчик в углу и закрыл глаза.
Подле него тот час же появилось несколько девиц, но он отмахнулся от них, словно от назойливых мух. Дашенька принесла шампанское и тоже куда-то исчезла, видно боясь попасть под горячую руку.
Что должен был ощущать он в этот момент? Горечь потери? Тоску? Жалость? Владимир не знал. Сам он не ощущал ничего кроме пустоты, в ней не было ни исступления ни отчаянья - ничего. В последнее время ему все чаще и чаще думалось, что он родился моральным калекой. Есть ведь люди, появляющиеся на свет глухими, немыми или слепыми, а ему выпала сомнительная удача родится бесчувственным. Быть может, какой-нибудь поэт или художник счел бы это великой благодатью и даже умудрился найти в своей хандре источник вдохновения, но Вальдемар поэтом не был...
Он почти расправился с бутылкой шампанского, которое пил словно воду, не замечая вкуса, и, не дожидаясь пока она закончится тот час же заказал еще одну. В этот самый момент он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, то особое странное ощущение, когда вдруг понимаешь, что ты уже не наедине с самим собою и невольно кажется, будто этот еще невидимый зритель, успел заглянуть в твои самые сокровенные мысли.
Владимир обвел взглядом залу, пытаясь выследить своего изобличителя. Сделать это оказалось не так уж и сложно. Молодой франт, примерно одного с ним возраста, удачно контрастировал с окружающей обстановкой. Конечно, Бельский был не единственным бывшим здесь дворянином, но юноша не слишком то походил на человека, пришедшего сюда за сладострастными удовольствиями. Что-то в нем показалось Владимиру до боли знакомым, хотя он был уверен - никогда ранее он этого человека не встречал. Быть может виною всему был этот вызывающий взгляд, а быть может улыбка, способная издалека сойти за усмешку, хотя на самом деле едва ли имевшая какую-то особенную подоплеку. Тут то он и сообразил, кого именно напомнил ему этот незнакомец - он напомнил ему самого себя...
Матвей брел по тенистым улицам родного Петербурга. Шаг его был медленным, размеренным. Возможно, где-то в глубине души он представлял себя императором, горделиво шагающим по своим владениям. А, возможно, просто находился в хорошем расположении духа, и никуда не спешил.
Дела в «Изменении» шли своим чередом. Организация постепенно пополнялась новыми членами – молодыми людьми, а порой и людьми в возрасте. Многих не смогли оставить равнодушными мысли и идеи гиацинтов, звучащие то там, то тут. Конечно, пока организация не предпринимала никаких серьезных действий – но (!) всему свое время, уважаемые читатели. Сейчас перед Княжниным стояла куда более важная цель – повысить численность организации, сделать так, чтобы в каждом круге общества у него были свои люди. Сеть верных ему людей, действующих ради их общего блага – в этом молодой граф видел истинную силу.
Впрочем, оставим эту тему, хотя бы на время. Осенний день не был, на удивление, сыр. Тучи уступили небо ясному солнцу, чьи лучи ласкали Петербург, будто давая ему насладиться собой перед долгой, и, скорее всего суровой, зимой.
Дабы скоротать вечер, Матвей принял решение зайти в какое-либо заведение, и пропустить пару стаканчиков чего-нибудь горячительного. Молодой человек редко злоупотреблял алкоголем, ведь для того чтобы всегда уметь говорить то, что нужно, и слышать те разговоры, которые он должен услышать, нужно находиться в адекватном состоянии, и быть полностью трезвым. Но порой душа требовала развлечений. Тем более, Княжнин был молод – а балы не приносили ему должного удовольствия.
Свернув в переулок, Матвей переступил порог дома терпимости, попавшегося ему на глаза. Нет, не подумайте – он не был частым посетителем подобных заведений. Более того – крайне негативно относился к дамам, ведущим себя подобным образом. Нет, Княжнин не был ханжой, не считал, что всякие отношения имеют место быть только по любви. Но был страшным собственником, потому не имел желания быть любимым дамой, которая, возможно, принадлежала кому-то еще.
Войдя, он немного поморщился. Незаметно, лишь на мгновение. Взглядом он окинул внутреннее убранство зала. Довольно богато, по нынешним временам. Несколько столов, удобные диваны. И почти все заняты либо мужчинами, «ухаживающими» за дамами, либо дамами, ожидающими компании кавалеров. Матвей вздохнул, подходя к стойке. Присаживаться за стол к девушке, пока-что, желания он не имел. Его пытливый взгляд окинул зал, и остановился на одиноком молодом человеке, восседавшем на диване в углу. Перед ним на столе стояла бутылка шампанского. Он отмахнулся от девушки, чья грудь была затянута в платье столь тугое, что, казалось, вот вот выпадет из выреза. Лицо юного посетителя дома терпимости было помечено грустью. Казалось, что он не понимает, что происходит вокруг, а сюда попал по чистой случайности.
Пожав плечами, Матвей подошел к нему, и, присел на диван. Лишь потом, пытливо подняв бровь, он спросил:
- Надеюсь, Вы не против компании? Признаться, в этом месте я впервые, и мне несколько неловко проводить время одному, или, сразу же, в женской компании. Как я успел заметить – Вы тоже не спешите уединяться с молодой и красивой пассией.
Княжнин поднял глаза на девушку, что подошла к нему, поинтересовавшейся, будет ли он что-нибудь пить.
- Принесите на Ваш вкус, милейшая, да подороже. Попробуем, чем вы тут посетителей потчуете, - проговорил Матвей, и снова повернул голову к новому знакомому, представляясь, - мое имя - Матвей Княжнин. А как я могу обращаться к Вам?
Он был столь уверен в себе, что даже не мог представить вариант, при котором молодой человек откажется от его компании.
Внезапное решение привлекшего его внимание господина не только не смутило, но даже обрадовало Владимира. Он не относился к тому типу людей, что находят болезненное упоение в созерцании разложения собственной души, культивируя его и даже превознося в область поэзии. Вальдемар принимал этот факт как данность, нося его с гордостью, подобно полученному за отвагу ордену и умея щегольнуть им при случае. Да и впадать в меланхолию у него никогда толком не выходило, ибо сей демон питается болью, разочарованиями и муками совести, а сердце Владимира блистало выдраенной до блеска пустотой.
- Первый раз? Да вы счастливчик! - Беззлобно усмехнулся Бельский, поигрывая остатками шампанского в хрустальном бокале - Я все реже могу позволить себе счастье произнести эти заветные слова.
Он потер свой гладко выбритый подбородок и слегка прищурился, силясь припомнить тот день, когда он впервые переступил порог публичного дома. Кажется, это было после окончания корпуса. Лица приятелей, сопровождавших его, голоса женщин, развлекавших их в тот вечер - все это вытравило из памяти педантичное время, но вот ощущения, что ему довелось тогда испытать, он не забыл. Каким отвратительным и безобразно-пленящим казалось ему все вокруг! С каким азартом бросился он в пучину этого грехопадения, словно мальчишка, ныряющий в воду с крутого скалистого берега. Какой головокружительной вакханалией виделся ему этот сладострастный праздник обреченных, пирующих на краю дьявольской пропасти!
Увы, даже пороки имеют свойство обращаться в привычку. Волшебство давным-давно рассеялось. Теперь публичные дома нагоняли на него такую же скуку, как и роскошные светские балы. А "волоокие служительницы Мефистофеля", как окрестил он однажды этих продажных женщин, вызывали скорее жалость и сострадание, вернее могли бы вызывать, будь он способен на такие глубокие христианские чувства.
Владимир встряхнул головой и потер глаза. Кажется, шампанское уже успело ударить ему в голову, мысли плавились и растекались во все стороны, подобно сливочному маслу на горячем пироге. Стоило взять себя в руки, иначе Матвей мог принять его за умалишенного или одного из тех несчастных, тяготящихся дилеммой с какой стороны эстетичнее пустить пулю в висок.
- Бельский... Владимир. - Представился он после слегка затянувшейся паузы, протягивая руку своему новому знакомому. - Шампанское у них отменное, да и вино не дурное. Впрочем, раньше было лучше, но "раньше", как известно, всегда лучше... и небо голубее и трава зеленее и генералы умнее...
Он махнул рукой, поняв, что в очередной раз теряет нить мысли. В этот самый момент вернулась девица, несколько минут назад предлагавшая Княжину выпить. Тогда Вальдемар не обратил на нее ни малейшего внимания, но теперь взгляд его невольно скользнул по руке, опускавшей на стол бутылку вина и фужеры. На указательном пальце сиял до боли знакомый алмазный перстень. Он тот час же его узнал. Он не мог не узнать.
Девица развернулась, собираясь уходить, но Владимир перехватил ее запястье и дернул на себя так резко, что одним лишь чудом не вывихнул ей руку.
- Стоять! - Рявкнул он в лицо ничего не понимающей девушке. Прежде чем она успела опомниться и поднять крик, он притянул ее к себе и спросил уже тихо, но с какой-то особой, шипящей, почти змеиной интонацией. - Где взяла перстень?
- Барин добрый подарил... - Жалостливо всхлипнула девка, но Владимир и не думал сдаваться.
- Врешь! С хозяйки, покойницы стащила! Дрянь! - Процедил он сквозь зубы, продолжая выворачивать девице руку.
- Пусти! Больно! - Взвыла та, кидая жалобный взгляд на Матвея, который, кажется, не без любопытства следил за происходящим. По крайней мере, так показалось Владимиру.
- Правду говори! - Продолжал он свой допрос.
Краем глаза он приметил, что к ним через залу спешит Дашенька. Верзила Иван, широкоплечий мужик с глупым, детским лицом, которого здесь держали для усмирения особо буйных гостей, мялся в углу, не решаясь вмешаться. Бельского, бывшего любовником хозяйки и "благодетелем" знали здесь почти все.
- Да на что он ей! В гроб что ль его класть? На тот свет не унесешь! - Сквозь слезы выдала наконец девица.
- Не твое дело! Снимай! - Вновь повысил голос Владимир.
На этот раз девица повиновалась, стащила кольцо, швырнула на стол и, громко всхлипывая, бросилась на встречу Дашеньке, остановившейся посреди залы.
- Спектакль окончен! - Недовольно буркнул Владимир в сторону нескольких особо любопытных посетителей, подобравшихся поближе в предвкушении скандала.
Бельский наполнил свой бокал шампанским, осушил его залпом, брезгливо поморщился, налил снова, но на этот раз не торопился пить, а устроился на диванчике в прежней вальяжной позе.
- Прошу прощения за сей нелепейший инцидент. - Обратился он к своему новому знакомому, уже прежним спокойным тоном.
Злосчастное кольцо по-прежнему валялось посреди стола, сверкая роскошным, достойным какой-нибудь графини или княгини алмазом.
По своему обыкновению, Матвей пробежался кончиками пальцев по мягкой обивке дивана, отметив про себя тот факт, что на убранство зало хозяева дома явно не поскупились. Как, в целом, и нанятые ими девушки радовали глаз – все те, что мелькали рядом с Княжниным, были весьма и весьма хороши собой, и, что прекрасно, все были не похожи друг на друга. Вот прошагала мимо, виляя бедрами, высокая брюнетка. Волосы ее черны как смоль, глаза раскосы, хитро глядят по сторонам. Ищут, завлекают. А вон там, в углу, за столиком – очень красивая девушка с волосами цвета свежескошенного сена, облаченная в прекрасное платье.
Возможно, бутылка вина, и некоторые из принципов можно будет отбросить куда-то на второй план. И тогда, юный граф согласится с тем, что ноги принесли его сюда не зря, и, возможно, не откажет себе в некоторых удовольствиях, уединившись с дамой по своему вкусу.
Молодой человек, которому суждено было сегодня разделить компанию Матвея, был совершенно не против навязчивого товарища за столом. Даже наоборот – принял его с радостью. В ясных глазах на мгновение зажглась какая-то искра, азарт. Матвей усмехнулся.
- Рад знакомству, Владимир. Благодарю за совет - вино или шампанское надеюсь испробовать! Вот, кажется, как раз его вино нам и несут. А лучше ведь пить в приятной компании, не так ли?
К столу подошла девица, и на его деревянную поверхность опустились два винных бокала, и бутылка, собственно, вина – судя по ее внешнему виду довольно приличного. Матвей не уважал дешевые алкогольные напитки. Как было сказано ранее, пил он не так часто. А уж если пить, то что-то стоящее, не правда ли?
Гиацинт кивнул, но тут произошло нечто любопытное. Владимир схватил девушку за руку, и высказал претензии, которые были связанные с кольцом, золотившемся на ее тонком пальце. Матвей склонил голову на бок, и, не пытаясь вставлять свои, конечно же, неуместные сейчас совершенно комментарии. Между девушкой и Бельским разворачивался диалог, понятный только им двоим. Громкие голоса привлекли внимание посетителей и девушек, что тот час же повернули головы к их столу, не смотря на его, казалось бы, уединённость и отдаленность.
- Молодые люди, будьте так любезны, заниматься тем, зачем вы пожаловали в это прекрасное заведение – а именно придаваться любовным утехам, и выпивать! А глазеть по сторонам будете на рыночной площади! – проговорил Матвей властным голосом, грозно сдвинув брови, заметив, что после фразы Владимира взгляды некоторых людей были все еще устремлены к ним. Княжнин, несомненно, любил внимание, но не в подобных ситуациях.
Кольцо тускло сияло на столе. Матвей надул губы, и, слегка наклонившись, посмотрел на ювелирное украшение, ставшее предметом дискуссии. Трогать его, он, конечно, не решился. Хмыкнув, Княжнин наполнил свой бокал вином, и, подняв, протянул руку к Владимиру.
- Совершенно ничего страшного. За то и выпьем – чтобы подобного в наших юных жизнях встречалось как можно меньше.
Стеклянные бокалы звонко стукнулись боками друг о друга. Матвей сделал большой глоток, смакуя виноградный напиток.
- Вы были правы. Вино отменное, - согласился Княжнин, и, погодя минуту задал вопрос, - позвольте все же спросить, Владимир – Вам была дорога хозяйка этого кольца? Не подумайте, я совершенно не желаю тревожить старые раны, но, говорят, случайный собеседник с бокалом вина – лучший собеседник. Мы выпьем, побеседуем, и каждый уйдет в свою сторону, на утро, скорее всего, совершенно забыв все то, что произошло. Но на душе станет легче, поверьте.
Княжнин склонил голову на плечо, и сделал еще один глоток. Если Бельский не пожелает отвечать – что же, его право. Матвей имел на примете еще сотню тем, способных разговорить даже дерево. Если же ответит – что же, молодых людей ждет занятная беседа.
Любопытные наконец расселись обратно по своим местам, поняв что самая интересная часть представления окончена, и Владимир с Матвеем вновь оказались наедине. Конечно, кто-то скажет - какое же уединение может быть в зале, полной праздного, пьяного народу, но именно в толпе то и возможно найти самое истинное уединение, какого не сыщешь в тишине собственной гостиной.
- Выпьем! - Согласился Вальдемар под звон бокалов, когда Княжин провозгласил первый тост.
Когда Матвей задал вопрос о хозяйке кольца, князь задумался. Он давно не говорил об Ольге. Его новый знакомый производил впечатление человека, который умеет не только красноречиво говорить, но и отлично слушать. В общении Княжин был легок и прост, из чего юноша тут же заключил про себя, что он весьма хитер и умен. Последнее особенно ему импонировало. Люди обыкновенные, добрые, но глуповатые, наводили на него скуку.
- Это кольцо я подарил владелице этого заведения. - Неторопливо начал свой рассказ Владимир, поднимая украшение со стола и взвешивая его в руке. - Ее звали Ольга, впрочем, я был едва ли единственным, кто называл ее по имени, остальные звали ее просто: мадам Протасова. Ей было лет тридцать пять, когда мы познакомились. У нее тогда уже была чахотка, именно с этой чахотки все, собственно и началось. Я тогда был чертовски пьян, кажется, сказал какую-то банальнейшую глупость, выразил свое сочувствие. Она рассмеялась мне в лицо, ужасно смешливая была женщина, и ответила: "Да в чем же горе то? Родилась как дрянь последняя, а умираю вон как барыня." Это-то мне в ней и приглянулось, вызов, насмешка, даже гордость какая-то невероятная, которую она в этом находила...
Он нарочно не сказал слова "полюбилось". Слово "любовь" всегда казалось Владимиру затасканным, опошленным и искаженным обществом настолько, что применять его к своим чувствам было совершенно неприемлимо.
Он сделал очередной глоток вина и, продолжая крутить кольцо в своих холеных пальцах, продолжал:
- За меня тогда сватали едва ли не всех невест Петербурга. Вот уж где истинная грязь! Отец родную дочку словно овцу паршивую продает, выискивает выгодную сделку. Даже, кажется, выражение такое есть "у нас товар, у вас купец". Эти... - Он махнул в сторону двух девиц, обхаживающих какого-то тучного, сановного господина. - Эти хотя бы не врут, а благородные матушки налепят имя Христа на самый подлый грех и радуются. Впрочем, не поймите меня привратно, я вовсе не защитник женского вопроса. Напротив, сей вопрос невероятная глупость. Вся прелесть греха в том, что он грех, а преврати грех в норму, подкрепи законом и останется одна только низость и пошлость.
Князь, кажется, отвлекся от темы, что происходило с ним довольно часто. Бельский был неплохим оратором, в обществе ее слушали с вниманием и интересом, хотя резкие, а порою и вовсе грубые его суждения не редко вызывали не мало разговоров. Правда, до скандалов так и не доходило, еще только начиная свою карьеру в свете, Владимир умудрился поставить себя так, что в его мрачных, прямолинейных суждениях многие даже видели какую-то особенную романтику и считали это показателем чувственной натуры.
- Мы встречались тайно несколько лет. - Неторопливо продолжал Владимир. - Я тогда еще был совсем мальчишка. Ревновал ее ко всем, даже застрелить один раз грозился, но она в ответ только рассмеялась. Сказала, не приму такого дорогого подарка. Я уже потом только понял, что она имела ввиду, когда ей хуже стало. Денег у меня она никогда не брала, на воды заграницу хотел увезти - отказалась.
Князь снова замолчал, глядя как отблески свечей играют на хрустале бокала. Рассказ его близился к завершению, и он, почти даже с неожиданностью для себя понял, что эпилог будет совсем не таким, какого можно ожидать от влюбленного молодого человека.
- А потом я был коммандирован в действующую армию. Она устроила роскошный прощальный ужин, здесь же, в этой зале. Так мы и простились, а через два дня она умерла. - Он подбросил кольцо в руке и ловко поймал его прямо в воздухе. - Впрочем, оно и к лучшему. Время извращает чувства. Если так рассудить, то смерть пожалуй и есть единственный счастливый финал.
Последнее было сказано весьма цинично, равнодушным тоном.
Все что родилось, уже начало умирать. Смерть таится повсюду, все что нас окружает уже отмеченно ее мрачной печатью: ребенок в колыбели уже отчасти дряхлый старик, пробивающаяся по весне трава уже отдает желтыми увядшими красками, стихи, написанные в порыве первого, самого невинного чувства, ни что иное как пролог будущей ненависти, разочарования и страданий. Даже Христос умер на пике своей славы, но что сталось бы с ним проживи он до глубокой старости? Так же воспевали бы его ученики или же умер бы он в одиночестве и забвении, а проповеди его вышли бы из моды?
Чем дольше жил Владимир, тем больше убеждался, не жизнь, а смерть правит бал на этом свете. Чтобы сохранить прекрасное, чистое, свежее и трепетное, должно жестоко уничтожить его в самый нежный, еще преисполненный чувств миг. Подобно тому, как убивают бабочку, чтобы ее красота сохранилась на десятки и сотни лет, укрытая стеклом в чьем-нибудь кабинете. Все мы - живые мертвецы, ожидающие своего рокового триумфального часа. Только лишь трусы и дураки умирают в теплой постели под безутешный плач многочисленных родственников, люди давным давно погибшие и угасшие.
- Я не был здесь с тех самых пор, а теперь вот зашел, совершенно случайно, пожалуй и сам не знаю зачем. - Завершил свой рассказ Владимир. - Хотя, я склонен полагать, ничего не происходит просто так, всему есть свои причины.
С этими словами он убрал кольцо в карман и наполнил успевшие опустеть за время разговора бокалы.
- Ну вот, теперь можете смело назвать меня безумцем. - Беззлобно усмехнулся Владимир.
Это была еще одна его особенность, которая имела не малый успех в высшем светском кружке - обращать самые серьезные и мрачные разговоры в шутку с такой же легкостью, словно он говорил о погоде. Получалось это вовсе не намеренно, а скорее естественно, ибо Владимир и в самом деле решительно ко всему в жизни относился с насмешкой.
Отредактировано Владимир Бельский (6 Июн 2017 22:58)
Вы здесь » ПЕТРОВСКИЙ УКАЗЪ » АРХИВЪ РАЗСКАЗОВ » ЗАБРОШЕННЫЯ РАЗСКАЗЫ » Лекарство от хандры.
