Чарующая музыка Моцарта лилась из отворенных окон, вторя и вплетаясь в радостный щебет птиц снующих в парковых аллеях. Ноты минора, печальные и бесконечно безысходные, как умирающие от отсутствия живительной влаги цветы совсем не гармонировали с солнечным настроением теплого августовского дня, зато как нельзя лучше отражали состояние Амалии.
Разбитые вдребезги чаяния, изболевшаяся душа, принужденные потуги сохранять на людях безмятежность терзали ее, словно вгрызающиеся в плоть зубы лютого зверя. Она устала от бессонных ночей, наполненных воспоминаниями встреч, сулящих любовь и счастье, ее измотали минуты и часы когда в голове снова и снова звучали Его слова, столь желанные любящему женскому сердцу и рвали в кровь думы о безвозвратности потери. О, да, она переживала это уже не в первый раз, но можно ли сравнивать ту давнюю утрату, больно ударившую по ее самолюбию и эту, когда чужая воля железной рукой ломает твою судьбу вопреки твоим собственным надеждам?
Пальцы соскользнули с клавиш мануала изящного клавесина и вцепились в юбку платья, комкая легкую ткань.
Где то Он теперь? Что делает? С кем?
Появление сестры в сопровождении камер-фрау прервали тягостные думы Амалии. Она встретила их немного рассеянным, но все же спокойным взглядом. Отменная выдержка, заученная с детства, не изменили ей и сейчас. Правда, на то, чтобы вникнуть в смысл слов, сказанных Луизой, ей потребовалось еще несколько секунд.
- Поздравляю. Это ведь, кажется, третье за месяц? А вот мне она никогда не пишет.
Чувство обиды невольно промелькнуло в голосе Амалии. Мать всегда была привязана к Луизе, Амалию же после того, как та переехала в Россию, будто задвинула куда-то на задворки. А если и справлялась о ее делах, то мимоходом, в конце письма, адресованного Луизе.
- О, передай, что я жива-здорова, чего и ей желаю.
Амалия поднялась с табурета и начала собирать в аккуратную стопку раскиданные по крышке клавесина нотные листы. Оставшись наедине с сестрой, она не скрывала своего дурного настроения и потому все движения ее были нервными, а брови нахмурились.
- Надеюсь, дома все благополучно? Как ее артрит?
По правде говоря, ее мало волновала застарелая болезнь матери с годами причинявшая ей все больше страданий. Сейчас мысли Амалии были заняты совсем другими заботами и потому робкий упрек сестры и упоминание о бале Нарышкиных полоснул женщину, как нож, коснувшийся свежей раны.
Она стиснула губы и ответ на осторожный упрек, в том что ее нечасто теперь видят в свете, прозвучал несколько раздраженно:
- У меня много хлопот, связанных с предстоящей свадьбой Петера.
Амалия перевела дыхание, сдерживая эмоции.
На самом деле ее добровольное затворничество объяснялось лишь тем, что каждое появление в обществе превращалось в тяжкий путь на Голгофу. Все трудней становилось сдерживаться когда ее втягивали в пересуды о разлучнице. "Вы слышали, говорят Pierre Davidoff подарил невесте бриллиантовое колье немыслимой цены?", "Я видела свадебное платье Natalie, оно прелестно!", "Не правда ли, Ваше высочество, мадемуазель Орловой очень повезло, Петр Львович будет ей прекрасным мужем?"
Шпильки, намеки и колкости сыпались на Амалию со всех сторон. Каждый светский зубоскал, каждая кумушка пользовались случаем, чтобы побольнее задеть ненавистную немку, хотя еще недавно льстили ей, рассыпались в комплиментах, искали благосклонности. Она же, не помня себя от счастья, безмятежно порхала по натертым паркетам бальных зал, ездила в Оперу и развлекалась с теми самыми людьми, которые теперь сплотились против нее.
Оборотив посмурневшее лицо к Луизе, она уныло произнесла:
- Неважная из меня нынче дуэнья, дорогая сестрица.
Но заметив подавленное настроение у Луизы, какое испытывала сама, Амалия почувствовала острую жалость. Сестра сейчас тоже нуждалась в поддержке.
Глядя на нее, несправедливо обиженную, оскорбленную, унижаемую, в ней начала подниматься волна протеста, желание бороться, защищать. Бьют тех, кто не сопротивляется, это она знала с детства.
- Впрочем, ты права, негоже нам сидеть в четырех стенах, когда они развлекаются. 
Под "ними" Амалия имела ввиду Нарышкину и Орлову. Одна носила под сердцем ребенка от мужа сестры, другая вот-вот отдаст руку и сердце ее возлюбленному.