Агнесса была готова к ассамблее. Маска плотно прилегала к коже, сливаясь с лицом в единое целое, ибо сегодня княгиня Воронецкая на всю ночь умирала для мира, и воплощалась в самом дьявольском из реинкарнаций Валерии Мессалины. На открытую грудь падали длинные рыжие локоны, отливавшие в блеклом свете ярким медным отливом. Красить волосы хной было принято в Риме, и полька не отказала себе в удовольствии приблизить сходство с порочной императрицей. Ночь уже окутала пригороды Петербурга, и Ягна с наслаждением ощущала прикосновение мертвых лучей Луны к своему телу. Все, что было отвратительного и мерзкого, все, что было жестокого и бездушного, все жадно впитывалось ею от космического трупа, взиравшего на мир единственным вытекшим, белесым оком. Агнесса стояла возле фонтана и, задумчиво погружая длинные пальцы в высокий, прозрачный сосуд, водруженный на небольшой гранитный постамент, не спеша доставала кишащую, шевелящуюся массу полупрозрачных жемчужных червей и опускала их в воду. И вода в фонтане тут же как будто оживала: толстые, откормленные угри кидались рвать друг у друга пищу из глоток. Они нравились ей. Длинные, юркие, покрытые волшебно-блестящим слоем слизи, совершенные в своих замысловатых изгибах рыбы приводили ее в умиротворенное состояние. Станислав не понимал, но он вообще не был способен видеть красоту потустороннего мира, а она именно такова – идеальные пропорции, идеальная траектория движения… Сама безупречность. Княгиня давно жила в изнанке реальности, и ее искаженное зазеркальными походами сознание уже отказывалось воспринимать окружение иначе как через призму таких же искаженных представлений... Сегодня особенная ночь. Ей выпала честь вступить во Внутренний круг "Асмодея". Стать одной из тех, кто готов вмешаться в установленный дряхлой судьбой порядок и вырвать из ее немощных рук право на собственный путь. Каждая новая ступень в обществе требовала жертвы. Чем выше ступень, тем больше жертва. Убийство стало обыденностью и применялось для неофитов, ей нужно было нечто особенное, дабы доказать свою преданность избранным идеалам и готовность идти до конца в этой изначально неравной борьбе. Агнесса сделала выбор сама. Сегодня она выпьет экспериментальное зелье для бесплодия. Его создали мастерицы «Асмодея», но опробовать пока не решались. Воронецкая посчитала случившееся знаком свыше. Ей не нужны дети, ее дочерьми станут все, кто ищет в их круге, надежды и защиты.  Ни боль, ни возможная смерть не пугали княгиню. Смерти боятся те, кому есть, что терять. Ее мир тих и пуст. Она способна покинуть его также легко, как и живет в нем сейчас. Зелье должны привезти сегодня и передать на пиру. Она знает кто и знает, как выглядит заветный флакон. Никто не поймет и не заметит. Внутренний Круг ждет ее «коронации». Сегодня, возможно, последняя ассамблея в ее жизни, а вечером яд будет выпит. Для перерождения в новом статусе. Во славу «Асмодея». Ибо женщина не должна быть носительницей плода, доставшегося ей как символ превосходства мужчины, символ его тошнотворной самоуверенности в том, что именно его род должен продолжаться. Мужчины жалки. Вынашивать их последышей – отвратительно. И недостойно. Воронецкая улыбнулась так, как она любила это делать и редко совершала на людях: обнажая ряд острых зубов, будто приготовясь к укусу.  Сосуд опустел наполовину. Надо оставить и для гостей. Желающие накормить угрей обычно находились, нечего их лишать удовольствия, нужно проявить гостеприимство. Мессалина прошла в дом, где заканчивались последние приготовления: ложи-клинии и столы напоминали своих античных собратьев, повсюду стены драпировались тканями и гирляндами, на полу пестрели лепестки цветов и бутоны, по которым с некоторым беспокойством ползали змеи, не привыкшие к такой кутерьме. Их было много. В основном, ужи, но на сей раз привезли разнообразных представителей сей породы гадов, не ядовитых, ярких и блеклых, белых и красных, они наводнили дом. Агнесса таким образом справлялась с мышами. Кошек она не любила. Мыши тихо пищали в сосудах побольше, расставленных по периметру большой столовой и гостиной. Всегда можно бросить одну из них тоскующим хищникам и посмотреть, как ловко они устроят себе трапезу. Это, по мнению Воронецкой, было мило и забавно. Но серые звери пригодились не только для пищи змеям –символу «Асмодея», красовавшемуся на его эмблеме. Каждая должна была почувствовать родство с выбранным ей эталоном. На столе уже лежало блюдо из новорожденных мышат, запеченных в меду. Запах одурманивал, и пани отвлеклась на красиво выложенную на серебряном подносе прожаренную вульву свиноматки, щедро посыпанную специями. Кажется, сегодня приготовили куда лучше. Прошлый раз она была слишком мягкой. Фруктов вполне достаточно. Фаршированных сливами соловьев спешно вносят и дополняют ими картину из засыпанных маком свернутых в шарик сонь, сплетенных между собой языков цапель, свиного вымени, начиненного морскими ежами, плавающих в лимонном соусе устриц, рассеченной крупной рыбины, в распоротом животе которой поместили нарезанного в виде червей и щупалец тушеного в сливках кальмара, и прочих деликатесов. Музыкантши проверяют диковинные инструменты, у них непростая задача: приблизить атмосферу праздника к античным векам, и они месяц как упорно репетировали разнообразные мелодии, стараясь воссоздать дух Древнего Рима. Вина, итальянские и греческие, щедро заполняли столы. Агнесса взяла в руки свой золоченый бокал и пригубила его. Сегодня она пьет бычью кровь, разведенную с водой и приправленную корицей. Хозяйка ассамблеи должна сохранять трезвость ума и следить за происходящим. Прислуга, как будто сошедшая с мозаик  времен Калигулы и Нерона, объявила о прибытии первых гостей. Воронецкая взошла на центральное ярко-багряное ложе, и, полулежа, отпила свой напиток из оставшегося у нее в руках золоченого бокала. Сквозь распахнутые окна из ночной мглы в помещения ползла, изгибаясь, сворачиваясь кольцами и утробно урча в предвкушении жертвы, ассамблея. Все искреннее, разумное, моральное отступало перед ней. Скоро в свои права вступят самые низменные пороки, порожденные той самой восхваляемой священниками человеческой душой, якобы имеющей Божью искру. И от этой искры готовятся воскреснуть сами Содом и Гоморра, сам Вавилон. Сегодня они будут наслаждаться, сегодня они снова убьют. Это необходимо, это часть освобождения от оков, навязанных обществом разума, обществом логики, обществом бессмысленной последовательности и ханжеской праведности… Гости быстро заполняли первый этаж дома, маски позволяли им чувствовать себя безопасно и лгать самим себе о том, что все происходящее творит твоя безымянная тень, а ты - все также благополучный житель Петербурга, чинный семьянин, законопослушный и добропорядочный, спящий дома в своей беспорочной постели. Внешний Круг «Асмодея» для своих был узнаваем, женщины не стеснялись в наслаждениях. Хозяйка ходила между гостями, обменивалась с ними репликами, слушала пожелания. Иллюзионистки в прозрачных туниках творили сказочные картины, проецируя их среди гостей, связанные с мифическими легендами. Над головами пирующих взлетали призрачные купидоны, на стенах возникали картины из интимной жизни богов и богинь. Агнесса отвела в сторону знакомую ей менаду. Ее оплетенный виноградной лозой венок сполз на сторону, но маска плотно скрывала лицо.
- Что наш сенатор? – вполголоса спросила Воронецкая.
- В зале для танцев. Играет с нимфами в сатира, - пьяно хихикнула менада.
- Завтра на заседании Совета, он собирался выступить против интересующего нас вопроса. Завтра его на заседании Совета быть не должно, - пани сделала знак слуге, державшему бронзовый сосуд с напитком для нее, и тот поспешил к хозяйке наполнить ее бокал кровью. Она жадно отпила – становилась жарко. С губ на одеяние поползли густые алые потеки. – Опоите его. Простейшее зелье, но тем не менее. Завтра с утра ему должно быть так плохо, чтобы он смог встать на ноги только к вечеру.
-Мы так не решим наш вопрос, - менада сумрачно взглянула на Мессалину.
-Внутренний Круг знает, что делает. Мы не должны привлекать внимание. Таково их слово, - Вавилонская блудница улыбнулась и кивнула проходящей явно только что нашедшей друг друга паре. Менада проводила их взглядом и  немедленно удалилась, скрывшись из зала. Ассамблея в самой невинной своей части продолжалась. Казнь пройдет чуть позже. Без лишних глаз. А потом придет ее черед.

Отредактировано Агнесса Воронецкая (6 Июн 2017 06:12)

Вопрос, произнесенный Ольгой, совершенно озадачил княгиню. То она тянет время, остановившись у фонтана, то делает вид, будто не узнает одну из наставниц. Ежели первое еще возможно было объяснить боязнью продемонстрировать кому-нибудь освященный Внутренним кругом дар страданий, коий должна она вручить хозяйке вечера, то ее шепот выдавал необыкновенное волнение. Первая накатившая волна подозрения тут же схлынула. Ночь спустя она или умрет, или эти девушки станут ее дочерьми. Разве можно оскорбить сакральность момента вульгарным недоверием? Ольга всего лишь волнуется, не понимая, что происходит и каково содержимое флакона. А, может быть, даже глотнула слишком много вина для храбрости. Ну что ж, в сём случае не стоит немедленно требовать от нее исполнения миссии. Тем паче, что рядом находится незнакомка, и, судя по нетипично прекрасному выговору – истинная француженка. Пани достаточно наслушалась в своем окружении дам, обучившихся дурному выговору у случайных гувернанток, и чистота произношения не могла обмануть ее. Княгиня с легким разочарованием задавила в себе любопытство вызнать, кто же привел в ее дом элегантную иностранку и имел глупость оставить столь роскошную спутницу в одиночестве? Во время ассамблей не задают вопросы другим участникам, во время ассамблей получают ответы о том, кто есть ты, и сохранение собственных тайн от посторонних взглядов всецело соблюдалось и уважалось даже теми, кто не был знаком с постулатами «Асмодея».
- N'oubliez pas de noter le port-salut. Le vin ne permet pas de révéler votre bouquet en l'absence d'un bon fromage (Не забудьте оценить пор салю. Вино не раскроет свой букет в отсутствие хорошего сыра ), - лиловая маска, слегка улыбаясь, попыталась продолжить гастрономическую тему, как неожиданно Ольга вновь задала настораживающий вопрос, но на сей раз в руках у нее была заветная вещица, и недоумевающей пани не оставалось ничего другого, как предположить, будто Грачева намеренно при посторонних пытается скрыть их знакомство. Умница девочка… Постулат четвертый: действуй тайно. Хотя жест был несколько поспешным: шкатулка привлекла внимание незнакомки, и теперь следовало плавно отвлечь гостей от драгоценного дара. Воронецкая негромко рассмеялась, демонстрируя ряд острых белых зубов:
- Облечена я в порфиру и на челе моем написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Сижу царицею, я не вдова и не увижу горести, - княгиня мягко коснулась пальцами обеих рук шкатулки. – Я – Мессалина, царевна иудейская. И ежели ты принесла мне дар от сердца твоего, то я непременно приму его, - а пока Ольга раздумывала над словами пани, незнакомка, в совершенстве владеющая прекрасным языком Монмартра, продемонстрировала еще и чудеса ловкости, подцепив невесть как оказавшегося у нее в бокале, червя и подарив его резвящимся от восторга угрям. Не дожидаясь, пока резная коробка перейдет в ее власть, Ягна убрала с нее руки и опустила их в воду.
- Они прекрасны, - живо отозвалась она на похвалу ее любимцев, пытавшихся искусать ей пальцы, спутав их с кормом. – Совершенные создания. В них нет ничего дурного, нет ничего угловатого и нелепого. Они безупречны, - голос княгини стал предательски сладким. Ей сложно было совладать с чувством удовольствия, овладевающим Агнессой каждый раз, когда блестящие, скользкие тела касались ее кожи. Воронецкая ненадолго отвлеклась, в пол-уха слушая, как незнакомка говорит с Ольгой. Но последний вопрос, даже нет, а скорее полуутверждение, прозвучали в ее адрес, и лиловая маска, вынув из воды кисти рук, и, неспешно отряхивая с них воду, отозвалась в ответ, ибо молчание может породить сомнение.
- Здесь нет времени, нет условностей, нет сословий, нет запретов. Все истинно и все ложно. Карнавал – наш бог, он милостиво дарует каждому иллюзию свободы. Le carnaval frappe aux portes, entre en dansant, en contrefaisant sa voix. Il grimpe aux balcons, se roule dans les draps blancs et des tissues multicolores. Il asperge les passants de jet d'eau, le bruit et la gaieté, il joue avec le feu (Карнавал стучится в двери, входит, танцуя и меняя голоса. Он забирается на балконы, облачается в белые полотна и яркие разноцветные ткани, он окатывает прохожих брызгами воды, шума и веселья, он играет с огнем), - спрятавшаяся было в густой смоле туч луна снова выглянула, разлив по саду выдоенное из своего мертвого вымени безвкусное серебристое молоко. Умирать ночью всегда сладко. День превращает священнодействие в вульгарные ужимки утекающей из тела жизни. Только тьма облагораживает ее, соблюдая законы театрального жанра и опуская над челом умирающего занавес надежды. – Но, как и любой Бог, карнавал не вечен, с рассветом он будет прибит к кресту банальности гвоздями обязательств, посему прошу вас спешить насладиться его щедрыми дарами, - Мессалина замолчала, когда приблизилась прислуга, наблюдавшая, дабы во всем поместье ни у кого не пустовали бокалы. Лязиль воистину был убежищем: любой порок находил в нем пристанище и свивал себе теплое гнездо. Сегодня она пила только кровь, сохраняя ясность ума, но об этом кому-либо еще знать необязательно. – Я непременно подниму тост за моих возлюбленных гостей, - лиловая маска, скалясь,  улыбается, обнажая верхние клыки. – И лучше всего совершить сие в доме, ибо я уже и так пренебрегла узами гостеприимства, оставив общество без присмотра. Прошу вас, вернемся и присоединимся к прочим жрецам и жрицам наслаждения. Царевна, мы ждем исполнения обещанного. Испей вина, ощути власть ночи в души своей. Не бойся, она не отравит тебя, к утру все пройдет, - Мессалина коснулась ладонью щеки Ольги. – Свой дар можешь отдать одной из нимф, они позаботятся о том, дабы он был доставлен в мои покои. А как мне называть Вас, маска Востока? – вновь обратилась пани к незнакомке. - У Вас золотые глаза, но я не вижу за ними земли, отзывающейся на звон Ваших браслетов материнским призывом? Не Вы ль та самая Шахерезада, чьи уста льют сладчайший из нектаров через уши в самое сердце и наполняют его допьяна?  Или, может, сама царица Иезавель, принесшая святость греха на мой скромный порог, дабы благословить его проклятием нечестия? Или же Вы, лучезарная Зухра, соблазнившая самого Бога?