- Мадонна! Он упал!
- Не трогай, пусть лежит!
- Говорить можешь, Марко? Скажи что-нибудь!
- Погиб, погиб, погиб, о, я дурак...
- А говорил я, не суйся!
- Эй, что у вас стряслось? Убили кого?
- Я говорил, не суйся!
- Не лезь, Бьяджо!
- Внук хозяина спину сломал.
- Я тебя, Пьеранжело десятником поставил, чтоб ты за людьми смотрел! Кто ему позволил?! За конторкой кого оставили?
- Да нечто я пастух, следить за всеми?! Работы невпроворот.
- На каторге работать будешь, коли узнаю, что по твоей вине!..
- А разве я не говорил, чтоб он не трогал?!
- Подымайте, несите в дом.
- Да не так! На доске понесем...
- О, Марко, Марко!
- Что с ним, мадонна?! Он умер?!
Содом и Гоморра не голосили так под огненным дождем, как волновался двор Пьярди в ту проклятую среду. Пришедшие за мрамором подводы запрудили улицу, ломовые тянули шеи, силясь узнать, отчего всех фрязей со кладов во двор вынесло и гвалт они устроили, ровно на птичьем дворе.
- Данила, ты ж по-ихнему умеешь, поди, спроси, когда нагружать начнут.
- Хозяйский парень, говорят, надорвался. Счас Гвидон вернется, распорядится камень класть.
Прошло еще немало времени, пока к возчикам вышел хмурый Гвидо, бросил взгляд на шесть подвод, которые еще утром должны были вывезти облицовку, вернулся в распахнутый настежь торговый зал и, громко хлопнув крышкой конторки, начал разбираться с ворохом нарядов.
- Живей давай, чай дважды придется возвращаться, до вечеру не управимся.
И потянулись прочь телеги с укутанными в солому, в дерюгу упакованными мраморными плитками.
А случилось у Пьярди вот что. Тому назад с полгода надоело Марко стоять за конторкой, бумажками заниматься, глядя на то, как легко поднимают и укладывают в телегу, стопы плиток. Из дня в день одно и тоже - поигрывали на его глазах мускулами работники, а за ужином посмеивались над парнем, берегущем руки от тяжелой работы. И хотя хозяйский внук честно отрабатывал свою долю в общем деле сметливостью и торговым талантом, делопроизводство каменщики работой испокон веков не считали. А тут еще к Луко младшие братья из Швейцарии приехали, одной рукой полтора пуда поднимали. Маркуччо глядел, глядел, да и начал на склад таскаться, силой меряться.
Поначалу стопки перекладывал, дескать, аккуратнее сложу, затем, попробовал грузить. Двумя неделями позже повздорил с десятником, что медленно заказы отгружают, взялся указывать, что да как таскать. А нынче, когда пришел срок шлифованный камень для отделки на место везти и с утра все, как ошпаренные бегали, влез распоряжаться, да сам и показал, мол, как сподручнее телегу отпускать. Слово за слово, разругался с Пьеранджело, да и со всей бригадой, хватанул одну упаковку, другую, а на третьей равновесие потерял, да со всего маха с подножки и брякнулся оземь спиной. Мрамор его не сильно придавил - бечевка лопнула, плитки рассыпались - только парень с земли не поднялся.
Лежит Марко и руку согнуть не может. Все кругом кричат, он их успокоить хочет, мол, не больно, глазами хлопает, рот раскрывает, а голоса нет. И пошевелиться сам не в силах. Хорошо, дед Кольяни, в ту же минуту появился. Сам он после досадовал, что надо было скорее от дел возвращаться, раз олухов оставить без присмотра не получается, но сделка уж больно выгодной была, размечтался, разговорился.
Пока внесли в дом, пока пояс штанов ослабили, куртку сняли, камизу* выпростали и положили на стол, выглядел Марко марионеткой в чужих руках, и в глазах его скопился ужас. Начали работники под руководством хозяина руки ноги несчастного в разные стороны попарно тянуть и расправлять. Члены все исправно гнутся, перелома в спине не замечается, да и парень не орет. Вернее, он вообще звуков не издает, ртом, как рыба на суше, хлопает, а из глаз слезы от страха текут. На спине в районе крыл синяк расползся, и решил Пьярди-старший, что имеет место сильный ушиб. Отлежаться надо глупому мальчишке, будем надеяться, и голос со временем вернется.
В уютном мезонине под крышей скопились сумерки. В окошко видно порозовевшее на закате небо. С кровати убраны подушки, под и без того жестким соломенным матрацем проложены доски. Марко после все суеты хочет спать, но боится глаза закрыть, боится остаться на всю жизнь немым и беспомощным.
- ... Палкой бы тебя лечить, глупец.
Дед Пьярди навел во дворе порядок. Работы возобновились, люди посмурнели, но успокоились. Он вернулся наверх, к своему сокровищу. Сев на кровать (старый остов постели зашевелился под двойной тяжестью) нащупал пульс в безвольном запястье. Молодое сердце металось не хуже пойманного в силки зайца.
- Катрина, готовы? - Крикнул в открытую дверь на лестницу. - Ничего скоро сделать не могут. Погоди, сам схожу. - Как мог спокойнее сказал внуку, ободряюще коснулся плеча, положив его руку вдоль тела.
Вернулся хозяин с бледной, как полотно Катриной. Словоохотливые рабочие так перепугали сестер переломом спины, что они отказывались верить в спасительное слово "ушиб". Раскачивая бедрами по узкой лестнице вслед за Кольяни, Катрина прижимала к груди корзинку с бутылками, наполненными кипятком. С круглыми от страха глазами бухнула ею об пол у кровати брата, он даже повернулся к ней не смог. Расплакалась, громко всхлипывая.
- Вон пошла! - Не сдержался дед Пьярди. Вздохнув, добавил. - Иди, я управлюсь. Все будет хорошо.
Ему ли, старому бенанданти, не знать тех страхов, которые изводят молодых, не знающих жизни. Марко трусит от неопытности и незнания своего тела. Катрина - от видения погибшего мужа, упавшего со строительных лесов, от невозможности облегчить страдания и горечи грядущей потери. А преодолевать ситуацию со всем возможным опытом остается кому? Кольяни Пьярди.
Он обернул горячие бутылки тряпками, никого не призывая, чтоб не беспокоить лишний раз семью, сам приподнял лежащего, подсунул сверток под поясницу. Молодое тело слегка выгнулось мостиком, растягивая позвоночник.
- Ничего, ничего... Поспишь, отлежишься, на завтра посмотрим, что будет.
Из глубокого кармана достал он заветную бутылочку, плеснул в тонкий стакан ровно на два глотка, и Марко, когда стекло приблизилось, почувствовал радостно бодрящий аромат бальзама бенанданти. Внук выпил зелье. Дед улыбнулся - мальчишка, безмолвно благодаря, коснулся губами тыльной стороны поящей его руки - пальцами смахнул с его лба прядь намокшую испариной.
- Все проходит. Ты еще молод, глупость тебе простительна. Отдыхай.
Крупный белый кролик с черным ухом осторожно выбрался в прореху забора на улицу. В три скачка пересек ее, рванул пустырем до кустов, скрылся в темноте. Марко спал, дышал ровно и спокойно, не стремясь перевернуться на бок. Прогулка его разума по ночным холмам часов на девять обеспечила тело необходимым для лечения абсолютным покоем.
___________________________________
*Камиза, камича - итал., устар. рубашка, нижнее платье у мужчин и женщин.
Отредактировано Марк Пьярди (1 Ноя 2021 13:02)
